Пересмешник - Страница 133

133

Офицеры расходились. Один из них, полковник мяурр, которого я видел на приеме у Катарины, приветливо мне кивнул. Вместе с военными ушел и мой провожатый, и я остался один на один с Князем.

Несмотря на триста лет бесконечно-долгой жизни, ему можно было дать от силы сорок пять. Высокий, широкоплечий, подтянутый и сосредоточенный. Ничто, даже глаза, не указывали на то, что Князь глубокий старик. У него были густые белые усы, брови и бакенбарды, тонкий нос с резкими крыльями и близко посаженные, рубиновые глаза. Открытый лоб, тяжелый подбородок, очень высокие скулы и тонкая красная линия маленького шрама под правым веком.

Облаченный в белый мундир с золотыми пуговицами и золотыми погонами, он сосредоточенно собирал разбросанные по столу бумаги. На краю, в пепельнице, лежала непотушенная сигара. В воздухе вился сизый дым, который все расширяющимися клубами, поднимался к потолку.

— А… эр’Картиа, — он поднял на меня глаза и вновь занялся сбором документов. — Здравствуй.

— Приветствую вас, Владыка.

— У меня не много времени. Точнее совсем его нет. Поэтому буду говорить быстро и прямо. Я не собираюсь извиняться перед тобой за то, что произошло семь с половиной лет назад. Я принял решение, которое счел правильным, и жалеть о том, чего уже не вернуть, не в моих правилах. Надеюсь, ты это понимаешь?

Я ничего не сказал, но мой взгляд ему не слишком понравился, что и неудивительно. Очень надеюсь, что он не ожидал, будто я стану уверять его, что в этом нет ничего страшного. Я чэр, у меня имеется свой взгляд на этот вопрос, и я не обязан ни перед кем расстилаться и снимать грехи с его совести. Даже если передо мной Князь.

Он гневно нахмурился и продолжил:

— Ты должен быть доволен, что не гниешь в камере и вновь на свободе, эр’Картиа. Я сделал все, что мог, чтобы исправить эту несправедливость. Впрочем, не скрою, здесь не моя заслуга, а дочери. Этого разговора не должно было быть. Я до сих пор не считаю его нужным.

— Но все же я здесь, Владыка.

— Моя младшая дочь… — его лицо стало еще более жестким, чем прежде. — Она слишком переживает из-за случившегося. И не успокоится, пока я не поговорю с тобой. Я дал ей слово. Именно поэтому ты здесь. Надеюсь, тебе все понятно?

— Конечно. Мне понятно, что если бы не младшая дочь, меня бы здесь не было. Поэтому не могли бы вы сразу перейти к делу?

Он взял сигару, сунул ее в зубы:

— Иди за мной.

Я достаточно высок, никогда не считался слабаком с хрупким телосложением, но по сравнению с правителем Рапгара сейчас чувствовал себя сущим подростком. Его сила, его личность, его власть давила на любого, кто находился с ним рядом. Даже я, натура совершенно не чувствительная к магии, ощущал ту древнюю мощь, доставшуюся ему от Всеединого, что спала в его сердце. Один раз, когда Данте основательно напился, он рассказал мне, что лишь единожды видел Облик Князя и после этого не мог спокойно спать, наверное, лет десять.

С учетом того, что у старины Данте Облик тоже не цветочек и вызывает внутреннее содрогание у любого разумного существа (особенно, когда мой приятель забывает принять лекарство) я даже не могу представить, что его напугало. Наверное, к счастью.

Те, кого мы встречали по дороге, вытягивались в струнку, приветствуя Князя. Тот иногда соизволял отвечать легким кивком, пыхтел сигарой и двигался мимо гвардейцев все дальше и дальше. Наконец, он толкнул плечом дверь и ввел меня в комнату.

Бывший глава Скваген-жольца, Гвидо эр’Хазеппа встал с дивана.

— Расскажи ему все, что надо, — сказал Князь человеку. — Прощай, эр’Картиа.

— До свидания, Владыка.

Он ушел, закрыв за собой дверь.

— Тиль, здравствуй, — Гвидо дружелюбно улыбнулся. — Проходи. Садись. Князь попросил меня об одолжении. Наша беседа не займет много времени.

— Как тебе не на службе?

Он рассмеялся:

— Даже лучше, чем я думал. Нормальный сон, нормальное питание и никаких нервных расстройств.

— Зачем я здесь?

— Чтобы узнать правду, я полагаю. Ты ведь хочешь понять, что произошло в ту ночь на вилле «Черный журавль». Это государственная тайна, в которую я не мог тебя посвятить без личного разрешения Князя. Надеюсь, ты поймешь и простишь меня.

Удивительное дело. Сегодня все внезапно заговорили о прощении. Впрочем, я был весь внимание, у меня даже вспотели ладони. Судьба решила преподнести на мой день рождения интересный подарок.

Вот только будет ли он мне нужен?

Гвидо помолчал, глядя в одну точку, и начал историю с того, что сказал:

— Когда тебя нашли в луже крови рядом с трупом чэра Малькома эр’Фавиа у тебя в руке был нож. То, как был убит зять Князя — я до сих пор вспоминать не хочу. Никто не выдвигал тогда теорий, почему ты потерял сознание. Увидев, что произошло с мертвецом, никто больше не интересовался твоим состоянием. Ты сам думал о том, что случилось?

— Меня оглушили. Чем — не знаю. Возможно, магией, — тихо сказал я, вспоминая окутавший меня свет. — Я говорил об этом Фарбо и Грею.

— Не хочу топтаться на своем позоре и ошибках моих подчиненных. Нас гнали и торопили как можно быстрее завершить дело. Князь стоял на своем. После того, как я намекнул ему, что следует остудить голову, и не гнать коней, потому что нам нужно время, чтобы разобраться что к чему, он едва не разорвал меня на части. Что мне оставалось делать?

Если он ожидал сочувствия, то я ничем не мог ему помочь. Шесть лет в одиночной камере — долгий срок. А потеря жизни, точнее того шанса, той вероятности состариться, которая есть у всех, как-то делает меня чуть более черствым к тем, по чьей вине, пускай и косвенной, меня отвели к палачу.

133